Глава II. Светские корни рыцарства. Часть 1.

Жоффруа де Шарни в своей "Livre de chevalerie" предлагает нам модель рыцарственного мужчины, которого следует уметь отличать в реальной жизни, не прибегая к исследованию проблем внутренней мотивации его поступков, чаще всего недостаточно освещенной историческими источниками. Мы не разочаруемся в результатах своего исторического поиска и обнаружим немало людей нужного нам сорта, а также узнаем, что истинные художники, создавшие словесные портреты таких людей, были прекрасно осведомлены о существовании общепринятого образца preux chevalier (доблестного рыцаря), с которым и должны были в основном совпадать портреты героев их произведений.

Итак, рассмотрим один пример. В 1394-1395 гг. Томмазо III, маркиз ди Салуццо, проводил время в мучительном бездействии, будучи в плену у давнего врага их семьи графа Савойского, и занимался тем, что сочинял длинный аллегорический трактат под названием "Chevalier errant" ("Странствующий рыцарь"). По мере развития сюжета главный герой (без сомнения, сам Томмазо в им же выдуманной стране) отыскивает путь ко двору госпожи Фортуны, где обнаруживает целую толпу просителей, в которой было немало его выдающихся современников. Маркиз описывает каждого из них и чаще всего довольно критически - например, Венцеслав (Венцель, Вацлав), император Священной Римской империи 1 , изображен как добродушный и слабовольный человек средних лет, любящий по утрам поваляться в постели и выказывающий весьма сильное пристрастие к вину, что впоследствии его и в самом деле погубило. Есть, правда, среди героев этого трактата один-два человека, жизнь которых складывается более успешно, и среди них молодой рыцарь лет тридцати, bel et joli et amoureux (добрый, красивый, влюбленный), который оказывается миланским condottiero (кондотьером) Галеаццо ди Мантуа. Этот молодой человек, по словам Томмазо, впервые взял в руки оружие при осаде Салуццо, где храбро сражался и был ранен. Впоследствии он отличился на рыцарском турнире в Фоссано, где освободил некоего немецкого рыцаря от обета, обязывавшего его совершить ратные подвиги во время рыцарского поединка, кто бы из равных ему по рождению и положению в обществе ни принял его вызов. Это было первое из множества подобных приключений Галеаццо, и все они были им предприняты "во имя одной дамы, обладавшей высшей красотой и страстно (par amours) им любимой". Галеаццо затем отправился п утешествовать и участвовал в войнах французов против англичан. И в тот день, когда Галеаццо, схватившись один на один с английским капитаном, выбил противника из седла - хотя этот капитан прежде победил немало французов - он был посвящен в рыцари. Затем он переплыл Великое море (т.е. Средиземное) и в качестве паломника посетил монастырь Св. Катерины на горе Синай, после чего некоторое время служил королю Кипра. Впоследствии он на стороне французского короля участвовал в войне против герцога де Жюльера, путешествовал по Германии и сражался против турок под знаменами венгерского короля. "Знайте, что какое бы военное испытание ни было ему предложено, вы всегда найдете, что он готов идти навстречу этому испытанию; если же он проживет достаточно долгую жизнь, то в своем рыцарстве сможет сравниться лишь со славными рыцарямя Круглого Стола сэром Тристаном или сэром Паламедом." Эти завершающие произведение слова показывают, что Томмазо прекрасно понимал, что списывает карьеру своего героя с некоего образца, а потому запросто мог поместить своего Галеаццо на одну доску с "самыми доблестными" (soulverem preux) - с теми, кого Жоффруа де Шарни описывает как шествующих от победы к победе на турнирах и на войне, верных в любви и готовых в любую минуту отправиться в дальние страны в поисках военного опыта.

Одной из наиболее важных составляющих характеристики образцового рыцаря, которому Томмазо ди Салуццо счел нужным уподобить своего Галеаццо ди Мантуа, была ее традиционность, причем таковой эта характеристика стала задолго до того времени, когда творили не только Томмазо, но и Жоффруа де Шарни. Традиция эта зародилась даже раньше, как мы убедимся впоследствии, чем была написана поэма "Ordene de chevalerie", и восходила примерно к тем временам, когда о рыцарстве писал Этьен де Фужер, то есть к последнему десятилетию XII века. Примерно в тот же период, когда Этьен был занят написанием своего трактата, некий молодой человек по имени Арнольд, сын и наследник Бодуэна, графа Гиньского, начинал учиться рыцарским искусствам. Развитие его карьеры в изложении фамильного хрониста графов Гиньских Ламберта Ардрского практически полностью совпадает с развитием карьеры Галеаццо ди Мантуа, героя истории Томмазо ди Салуццо. Возможно, описаниям этим несколько не хватает литературной цветистости, столь типичной для второй половины XIV века, но во всем прочем - как в интонациях, так и в основе сюжета, - они практически не отличаются от произведений позднего средневековья.

Арнольд Ардрский родился в 60-е годы XII века. Юношей он был отправлен ко двору Филиппа, графа Фландрского, дабы там "ему привили хорошие манеры и наставили на путь истинно рыцарского служения." Филипп был богат; это был ветеран крестовых походов и покровитель рыцарской литературы, чье "великодушие" (largesse) прославил в своем "Персевале" Кретьен де Труа, и его при дворе Арнольда окружал самый цвет молодой аристократии Фландрии. По словам Ламберта, юноша сразу обратил на себя внимание всех "благодаря своей привлекательной внешности и чрезвычайной ловкости во всех военных искусствах." Когда в 1181 г. Арнольд достиг возраста, допустимого для посвящения в рыцари, отец его пригласил на праздник Пятидесятницы множество гостей, и Арнольд вместе с четырьмя своими близкими друзьями был посвящен в рыцари. Едва церемония закончилась, рассказывает Ламберт, Арнольд, облаченный в новое платье, нырнул в толпу слуг, менестрелей и жонглеров, присутствовавших на празднике, и буквально осыпал их деньгами. После того как он стал рыцарем, дома его никто более не держивал, и он твердо решил начать свою карьеру как подобает - "не пожелал оставаться в родной стране, проводя время в лени и бездействии и не имея возможности упражняться в воинском искусстве, а предпочел путешествовать в поисках рыцарских поединков и почестей, дабы научиться жить полной жизнью и добиться мирской славы". Он влюбился в Иду, графиню Булонскую, даму не слишком высоконравственную (зато очень богатую), у которой за плечами был опыт двух неудачных замужеств, и между влюбленными без конца происходил обмен любовными посланиями. Когда Иду похитил другой ее поклонник, надеявшийся заполучить не только руку графини, но и ее состояние, Арнольд поклялся, что придет к возлюбленной на помощь и спасет ее, и в результате оказался у своего соперника в плену - тут случился некий перерыв в приключениях молодого героя, который кое-чему научил его. Когда же он, заплатив выкуп, смог вернуться домой, то пообещал впредь следовать советам своего отца и служил ему во время всех войн, которые тот вел, а потом женился на той, кого для него выбрал отец - на Беатрис, наследнице ленного владения Бурбур, которая, по словам Ламберта, была мудра, прекрасна и образованна. В качестве владетеля Ардра, Арнольд продолжал жить в браке с Беатрис, как и подобает, но всегда любил слушать разные истории о великих героях и древности, и относительно недавнего прошлого - о Роланде и Оливье, о короле Артуре и о завоевании крестоносцами Антиохии. Одно из наиболее живых описаний у Ламберта - это сцена зимнего вечера, когда за стенами замка воет ветер, и молодой Арнольд и его приятели собираются у камина, в котором жарко горит огонь, и дружно уговаривают Вальтера Клевского рассказать им историю о том, как был основан Ардр и каковы корни древнего рода его правителей.

Молодые годы Арнольда Ардрского в описании Ламберта - отнюдь не единичный случай в литературной тематике этого периода. Характерные черты раннего этапа карьеры его современника, бывшего лишь немного его старше, Гийома (Гильома) ле Марешаля, в описании некоего менестреля, автора "Histoire de Guillaume ie Marechal", в сущности схожи с хроникой Ламберта. Гийому, правда, не так повезло с происхождением: он был не наследником графа, а всего лишь четвертым сыном Джона Фитцгилберта, английского барона, который хоть и имел неплохие связи, но сам был аристократом весьма среднего ранга. В юности Гийома отправили к кузену его отца, графа Танкарвиля, могущественного барона, обитавшего в низовьях Сены и очень любившего устраивать и посещать турниры, а также часто в них участвовавшего. В 1167 г., когда Гийому было около восемнадцати, граф посвятил его в рыцари; это произошло накануне сражения при Дринкуре с войском графа Фландрского, в котором Гийом сразу отличился. В том же году он вместе с графом дважды участвовал в турнирах, где также был отмечен. Годом позже его храбрость и мужество во время военной кампании в Пуату привлекли к нему внимание Альеноры (Элеаноры) Аквитанской, супруги Генриха II Плантагенета. И благодаря покровительству королевы обучение и военная подготовка ее сына Генриха2 , наследника королевского трона, в 1169 г. были поручены именно Гийому.

Такова была первая и достаточно высокая ступень, на которую поднялся Гийом ле Марешаль и которая обеспечила ему вхождение в самые престижные рыцарские круги своей эпохи. Полученное им задание, правда, таило в себе некоторые опасности; например, будучи главным среди рыцарей, окружавших юного Генриха, он, должно быть, играл вполне определенную роль в мятеже, поднятом молодым принцем против собственного отца в 1173 г., но об этом нам известно крайне мало. Его роль "наставника" в рыцарском искусстве имела, безусловно, и свои привлекательные стороны, и автор истории о нем изображает его далее как предводителя целого отряда рыцарей, сопровождавших молодого Генриха во время целой серии крупных турниров, состоявшихся в северной Франции (включая и тот, который устроил Филипп Фландрский, покровитель Арнольда Ардрского, когда молодой Генрих гостил у него). Достижения Гийома во время этих поединков все более добавляли к его славе непобедимого рыцаря, а богатство его значительно умножалось за счет достававшихся ему как победителю лошадей, а также выкупов, которые он получал от своих пленников. Он так прославился своей храбростью, что когда в 1182 г. одновременно поссорился и с молодым Генрихом, и с его отцом Генрихом II (ходили слухи о существовании любовной связи между Гийомом и королевой Маргаритой Французской), то и граф Фландрский, и герцог Бургундский предложили ему и земли, и пенсию, если он поступит к ним на службу. Однако же представители Анжуйской династии ненадолго лишили Гийома ле Марешаля своей милости, и ему не потребовалось искать нового покровителя. Он снова был приближен ко двору, и после смерти Генриха Молодого Короля в замке Мартель на р. Дордонь именно он взял на себя выполнение неосуществленного принцем обета - совершить крестовый поход - и во главе войска отправился в Святую Землю. Там, по словам его биографа, он добился поистине замечательных побед над сарацинами, причем за один год совершил столько ратных подвигов, сколько другой человек не смог бы совершить и за семь лет.

Нам не следует, видимо, более задерживать свое внимание на подробностях последующего развития карьеры Гийома ле Марешаля; по возвращении из Святой Земли он был взят на королевскую службу и благодаря достигнутому положению заключил брак с Изабель де Клэр, наследницей графства Пембрук. При Ричарде Львиное Сердце, а затем и при Иоанне Безземельном он играл заметную роль в высшей политике, а перед смертью стал фактически регентом - rector regis et regni - при юном Генрихе III. Мы привели уже достаточно доказательств того, сколь сильно его образ жизни в молодые годы был схож с образом жизни юного Арнольда Ардрского и насколько сам он соответствовал идеалу рыцаря, созданному Жоффруа де Шарни. Если кто-то из рыцарей и соответствовал образу доблестного рыцаря, воспетого Жоффруа де Шарни ("тот, кто достигает большего, более других ценен и достоин"), так это безусловно Гийом ле Марешаль. Два эти рассказа о жизненном пути рыцаря во второй половине XII века дают, видимо, основания полагать, что уже тогда установился некий и, надо сказать, вполне определенный образ жизни рыцаря, имевший свои собственные стилистически четкие характеристики. Полная приключений юность, приобщение во время турниров к "великому искусству ведения боя", стремление избежать праздности дома и поиски службы на стороне или в далеких странах - все это основные составляющие начинавшего складываться рыцарского образа жизни. Верность и доблесть, мужество и courtoisie (куртуазность) - все это качества, отчетливо выделенные как биографом Гийома ле Марешаля, так и авторами, писавшими о рыцарстве в более поздний период; это именно те качества, которые мы инстинктивно ассоциируем с рыцарским (точнее, рыцарственным) образом жизни, а не только с идеями, преподносимыми рыцарской литературой.

Изысканность манер, вежливость и учтивость рыцаря в литературных произведениях XII века требуют особого внимания. В широком смысле термин courtoisie (куртуазность) подразумевает набор манер, соответствующих поведению при дворе правителя, и просто удивительно, что мир придворных занимает в жизни Гийома ле Марешаля практически столько же места, сколько и мир военного лагеря. Свой первый настоящий и действительно большой рывок вперед он сделал тогда, когда его заметила Альенора Аквитанская, знаменитая покровительница трубадуров. Большой королевский турнир в Плере близ Эперне, в котором Гийом принял участие в 1177 г., проводился под эгидой Генриха, графа Шампанского; и это именно по приказу его супруги, графини Шампанской Марии (дочери Альеноры), Кретьен де Труа предпринял написание романа о Ланселоте; а французский куртуазный писатель Андрей Капеллан сделал Марию Шампанскую судьей на "суде любви"3 в своем трактате "De arte honeste amandi". Гийом также, как мы видели, был гостем при дворе Филиппа Фландрского, еще одного великого покровителя рыцарства и изящной словесности. Что касается куртуазного поведения влюбленного рыцаря, то этот аспект биографии Гийома освещен довольно слабо, хотя сообщается, в частности, что, когда Гийом явился в Жуаньи на турнир, графиня Жуаньи и ее фрейлины пели и танцевали в обществе рыцарей, а потом любовались, как он первым выбил своего соперника из седла. А вот Ламберт Ардрский рассказывает, что его герой прекрасно умел вести куртуазную любовную игру с графиней Идой. Богатство и яркие краски придворной жизни, впрочем, отлично переданы обоими авторами - Ламбертом в описании празднества по случаю посвящения Арнольда в рыцари, а биографом Гийома в описании богатой экипировки рыцарей, явившихся на турнир в Плер, и их великолепных боевых коней, купленных ими в далеких странах: в Испании и на Сицилии. Более значительные личности, например граф Гиньский или граф Шампанский, имели, разумеется, еще более роскошную экипировку и коней. А Фридрих Барбаросса в 1184 г. приказал устроить на берегу Рейна близ Майнца целый палаточный город, состоявший из множества шатров и навесов, где разместилась его свита, явившаяся на праздничный 17 турнир в честь посвящения в рыцари двух сыновей императора. Немецкий поэт XII века Генрих фон Фельдеке сравнивал это событие в своем "Еneit" ("Энее") с описанным Вергилием великим празднеством по случаю свадьбы Лавинии и Энея: "Никогда прежде не слышал я о подобных празднествах, и только в Майнце состоялось нечто подобное, когда император Фридрих посвящал в рыцари своих сыновей."

Празднества, турниры и блеск знатных дворов привлекали людей из самых различных мест; и эти люди зачастую весьма отличались друг от друга по уровню благосостояния и знатности. Арнольд Ардрский был сыном графа, получившим в наследство не только старинное родовое имя, но и состояние; покровитель Гийома ле Марешаля, Генрих Молодой Король, стоял еще выше - был наследником королевского трона. А вот сам Гийом, когда мы впервые с ним встречаемся, был всего 'лишь безземельным юнцом, которому только еще предстояло создать себе имя и хоть какое-то состояние, подобно тем "бедным сотоварищам", которых Жоффруа де Шарни включает в рыцарское братство, отмечая их особое рвение в погоне за военными трофеями. И все же Гильом вписался в рыцарское общество на равных. Там, без сомнения, были и куда более бедные "товарищи", чем он, и менее знатные, и не имевшие практически никаких перспектив, и среди них - молодые chevaliers errants (странствующие рыцари), которых биограф Гийома определяет как "странствующих с одного турнира на другой в поисках славы и наград". Немало бедных рыцарей, которые имели совсем небольшое состояние или вообще никакого, прославились также среди трубадуров, искавших покровительства августейших особ, вроде Альеноры Аквитанской. Сцена из произведения Ламберта Ардрского, когда Арнольд бросается в толпу менестрелей, пажей и жонглеров и щедро раздает деньги, проявляя свою largesse, лишний раз напоминает о том, что куртуазный мир попросту не мог существовать без различного рода прихлебателей, причем некоторые буквально зубами цеплялись за свое место в нем. Далеко не все они были людьми военными; были среди них и клирики, и менестрели, и просто хорошо образованные люди. Это было общество культурное и достаточно открытое для людей самого различного достатка и знатности.

Хронист Ордерик Виталий, описывая двор Гуго (Хьюго) Честера, сподвижника Вильгельма Завоевателя, дает характеристику общества, собиравшегося там и во многом схожего с обществом, воспитавшим Арнольда Ардрского и Гийома ле Марешаля. Гуго, по словам Ордерика Виталия, очень нравилось великолепие этого общества, и он, будучи человеком щедрым, любил также всяческие развлечения - "песни и игры, хороших лошадей и прочие проявления тщеславия". Вокруг него постоянно вилась целая стая молодых людей самого различного происхождения и положения в обществе, как рыцарей, так и клириков. И среди последних был некий Герольд, который часто рассказывал всей честной компании о великих подвигах Св.Маврикия, Св.Георгия, Св.Дмитрия (имеется в виду, скорее всего, Димитрий II Никатор (Победоносный) - И.Т.) и прочих святых воителей, а также знавший историю Вильгельма Коротконосого ( William Court-Nez) - того самого графа Гильома Оранжского, который был героем целого цикла эпических песен (chansons). Разница между Ордериком и Ламбертом, и в данном случае это очень важно, заключается, конечно же, в том, что первый описывает мир более раннего - на целых сто лет! - периода. Мир Арнольда Ардрского и Гильома ле Марешаля возник не сразу. И если мы хотим разобраться, как создавалось свойственное этому миру понятие о рыцарском образе жизни и как были установлены свойственные этому образу жизни нормы поведения, нам придется сперва оглянуться назад и рассмотреть некоторые события примерно полуторавековой давности. Эти события удобства ради можно распределить по трем группам: военные, общественные и литературные, и две последних группы событий в значительной степени пересекаются.

1 Он же Венцель I Люксембургский (1361-1419); с 1378 он же король Богемии Вацлав IV.

2 Генрих Молодой Король, 1135-1183, 2-й сын Генриха II и Альеноры Аквитанской. Был коронован в 1170 еще при жизни Генриха II, но в 1173 г. (вместе с Альенорой) поднял восстание против собственного отца. Королем так и не стал и умер раньше Генриха II.

3 "Суды любви" (Cours d'amours) - собрания придворных во главе с "принцем любви" или "королевой любви", в роли которых исполняли либо государи или государыни, либо их родственники и приюлиженные, созывавшиеся для разбора дел любовного свойства и проходившие в праздничной игровой атмосфере, но с соблюдением всех норм феодального права. Возникновение этих судов некоторые исследователи относят к XII в., веку расцвета куртуазной культуры; в XIV-XV вв. их идея была позаимствована из куртуазной литературы.